3.3. Развитие немецких колоний в Поволжье
Аграрный закон 19 марта 1764 г. отводил надельную землю не в личное владение, а в общее для всех жителей колонии. Земля отводилась в постоянное пользование колонистских семей по 30 десятин на каждую, считая 15 десятин пашенной, 5 десятин сенокосной и 5 десятин усадебной, огородной и выгонной земли без права дробить участки. Таким образом, устанавливалось, своеобразное лично-общинное владение.
Община – собственник - отводила землю в постоянное и потомственное пользование каждой семье, каждому крестьянскому двору без права отчуждения и раздела. Поэтому крестьянский двор составлял нераздельную хозяйственную единицу. Предполагалось, что на таких основаниях двор–хозяйство всегда будет обеспечен трудовой силой, избыток которой обеспечит развитие ремесла, промышленности и торговли в колонистском крае. Однако рост населения уже в конце ХVIII столетия вызвал существенный недостаток земли. Указами правительства в начале ХIХ в. колонистам отвели пустующие и казенные земли в количестве 2000 млн. десятин. Кроме того, переселенцам нарезали казачьи земли и даже земли частных лиц, что вызывало немалые трения с местным населением.
Одной из главных задач правительства при переселении в Россию колонистов из Западных стран было развитие земледелия. Немецкие переселенцы должны были выполнить эту задачу. Колонисты привезли с собой с родины плуг, косу, деревянную молотилку, почти не используемые в России, при обработке использовали трехпольный оборот. В России производилась главным образом рожь и небольшое количество пшеницы. Колонисты значительно расширили количество сельскохозяйственных культур. Они ввели белотурку, картофель, увеличили посевы льна, конопли, выращивали табак и другие культуры. Однако в отличие от колонистов Юга России, поволжские немцы не усовершенствовали общую культуру русского земледелия, напротив, усвоили русскую общинную систему землепользования.
К концу ХVIII в. окончательно установилось разведение колонистами луговой пшеницы и табака, ржи, овса, ячменя. Практически все колонисты выращивали овощи. Неизменной системой землепользования оставалась трехпольная, а там, где была острая нужда в земле, использовалось четырехполье. К концу ХIХ в. производство пшеницы достигло десяти миллионов пудов.
Большое внимание уделялось переселенцами разведению табака, производство которого на продажу было налажено в Панинском, Екатеринштадском, Красноярском, Тонкошуровском округах. Уже в первой половине ХIХ в. табака производилось до 40 тыс. пудов. Такое обилие позволило колонисту Штафу открыть в 1828 г. в Саратове первую в России табачную фабрику. В 1856 г. в колонии Золотурн 129 семей немцев–колонистов устроили на кооперативных началах вторую табачную фабрику,
которая поставляла товар в Саратов, Пензу, Симбирск, Нижний Новгород, Тамбов, Астрахань, Оренбург. В 1872 г. только колонисты Николаевского уезда произвели табака на сумму около 1,2 млн. рублей.
К сожалению, Контора иностранных поселенцев мало заботилась о поддержании сельского хозяйства в колониях Поволжья, достаточно сказать, что в ее штате даже не было агронома. Если на совершенствование земледелия и животноводства Юга России затрачивались десятки тысяч рублей, то в отношении Поволжья ничего подобного не было. Только поселение в Новоузенском уезде меннонитов, с их улучшенным хозяйством побудило к применению усовершенствованных орудий труда.
Долгое время стремление русского правительства к ускоренному развитию ремесла и торговли в районах поселения немецких колонистов оставалось тщетным. Объективный причиной тому было то, что в условиях кризиса крепостной системы, продукция ремесленников не находила сбыта. В колониях сохранялись лишь необходимые для местной жизни ремесленники: сапожники, портные, столяры, которые поучали земельный надел и занимались хлебопашеством. Только в Саратове существовал ремесленный поселок – Немецкая слобода, жители которой получали значительные субсидии от казны.
Рост населения и нехватка земли вынуждали колонистов искать применения своим силам вне земледелия. В 1813 г. саратовское губернское правление позволило колонисту Кигельхену построить в колонии Севастьяновка свеклосахарный завод и выделывать из остатков производства спирт. Для этой цели колонисты отвели заводу земли под свекольные посевы.
С развитием земледелия и ростом благосостояния колоний появилась и собственная колонистская промышленность. В начале ХIХ в. быстрыми темпами развивалось мучное производство на местных водяных мельницах, маслобойная промышленность, изготовление сельскохозяйственных орудий труда, изготовление шерстяной материи, сурового полотна. Затем появилось кожевенное производство, которое впоследствии получило большие масштабы в Голом Карамыше, Севастьяновке, Карамышевке и Олешне. К 1871 г. в колониях насчитывалось 140 кожевенных и 6 салотопенных заводов. Вслед за кожевенным производством стала развивались обувное дело.
Поселение меннонитов в Новоузенском районе в 1850–х гг. породило в колониях новые промыслы. Меннониты привезли сюда молотильные камни, по образцу которых колонисты Нижней Добринки начали их массовое изготовление. Спрос на веялки вызвал веялочный промысел. В колониях Лесной Карамыш, Гололобовка, Сплавнуха, Карамышевка, Россоши и Вершинка их выделывали по 30 тыс. штук ежегодно. Этот тип производства с необходимостью вызвал и быстрое распространение чугунного литья. В Екатеринштадте и у меннонитов в Каппентале, Лесном Карамыше (здесь кроме того делали жатки–лобогрейки, конные молотилки, мельничные трансмиссии и даже нефтяные двигатели) на механических завода процветало чугунолитейное производство.
В колониях Ягодная Поляна и Побочная были устроены крахмалопаточные заводы, выделывавшие из картофеля крахмал и патоку. В 1870 г. сумма прибыли этих предприятий составила 20 тыс. руб. К началу ХХ в. все это производство составляло значительную часть промышленности края, но и в этом ряду совершенно особо стоят сарпиночное и мукомольное производство.
Промышленное ткачество в немецких колониях Поволжья стало развиваться в Сарепте, отчего и произошло название ткани – сарпинка. Уже после пугачевского бунта там стали вырабатываться бумажные материи и платки, пряжа для которых выписывалась из Силезии и Саксонии, а шелк выписывался из Италии. Спрос на эту продукцию был столь велик, что уже в 1797 году на этой фабрике был выстроен второй каменный корпус. Трудности с получением сырья из–за границы вызвали потребность производства пряжи у себя, из персидской хлопчатой бумаги, доставляемой через Астрахань. Помимо непосредственно Сарепты в производстве участвовали прядильни устроенные в Поповке, Севастьяновке, Норке, Лесном Карамыше. В самой Сарепте была устроена красильня для окраски в разнообразные цвета. Прибыльность сарпинного производства и возросшая конкуренция заставили Сарепту перенести производство в Саратов в 1816 г., где местные предприниматели–немцы братья Шехтель вытеснили сарептян из сферы ткацкого производства.
В 1850–х гг. сарпиночное производство сконцентрировалось в руках трех крупных предпринимателей – Шмидта, Бореля и Рейнеке. Имея многочисленные предприятие не только в своих, но и в соседних колониях они пользовались услугами массы мелких фабрикантов.
В 1866 г. существовало 69 сарпиночных фабрик, где имелось до 6 тыс. ткацких станков, было изготовлено материалов на сумму 1156 тыс. руб. В 1870-е гг. сарпиночное производство испытало упадок и крупные предприниматели перенесли основные капиталы в мукомольную промышленность.
Центорм сарпиночного производства остался Голый Карамыш. Новый виток в развитии производства этой ткани связан с деятельностью А. Л. Степанова, который понял, что прочное, но ручное и потому дорогое производство сарпинки может конкурировать с машинным при удешевлении конечной продукции и приближении ее к современным образцам моды. Он организовал из разрозненных сарпинских фабрик товарищество, добился усовершенствования ткацких станков. Благодаря этому стали изготовляться полушелковые, и даже шелковые вещи, значительно улучшилось качество производимых товаров вообще. В течение пяти лет сарпиночное производство так продвинулось вперед, что получило всероссийское признание и распространение. Прибыльность и значение сарпиночного производства подчеркивается тем фактом, что центр этого вида производства (к началу ХХ в.) – Сосновская волость, несмотря на малоземелье была одной из самых процветающих в крае даже в голодные годы.
Значительным по обороту видом производства в колониях было мукомольное. Среди первых колонистов были те, кто построил первые в России усовершенствованные голландские мельницы. Уже с 1770–х гг. по рекам Медведице, Карамыше, Илавле, Добринке, Щербаковке и др. появились водяные мельницы.
В первой половине ХIХ в. в связи с большим спросом на муку колонисты Рейсих, Бейзель, Квинт, Шира стали покупать у частных владельцев Камышина участки по рекам Камышинке, Елшанке, Сестренке и устраивать водяные мельницы. К середине столетия мукомольная промышленность колонистов полностью обеспечивала волжский район от Рыбинска до Астрахани, что немедленно вызвало расширение производства.
В 1860–е гг. колонисты Зейферт и Зауер в Саратове, а десятилетием позже братья Шмидт в Екатериненштадте выстроили паровые мукомольные мельницы. В начале ХХ века мельницы Саратова вырабатывали до 70 тыс. пудов пшеницы в сутки.
Расселение колонистов в Поволжье не могло сдержать их стремления к освоению и других территорий. В 1802 г. была основана последняя из коренных колоний Новая Скатовка, хотя она и была заселена выходцами из других колоний, но получила надел по опекунскому межеванию. После этого на долге время переселения колонистов были строжайше запрещены. Однако недостаток земли и бездеятельность властей ее обещавших, вызывали естественное недовольство колонистов. В начале 1830–х гг. поволжские колонисты начали переселяться на кавказскую “линию” в Ставропольскую губернию, образовав там колонию Иоганнесдорф и вместе с шотландскими миссионерами – колонию Каррас. Это было началом продвижения колонистов на Кавказ. Несмотря на строжайший запрет властей в 1859 г. колонисты создали при Нальчикском укреплении Пятигорского уезда колонию Александровскую, а в 1865 г. была основана колония Канова в Ставропольской губернии. Всего с 1838 по 1871 г. на Кавказ переселились около 1300 чел.
Безземелье и самовольные переселения заставляли власти обратить внимание на колонистов. 12 марта 1840 г. постановлением Кабинета Министров поволжским колонистам выделяются дополнительные земли в размере 15 десятин на мужскую душу.
В связи с тем, что ряд новых земельных участков оказался далеко от поселений, выходцам из коренных (материнских) колоний рекомендовалось создавать новые (дочерние) колонии. В 1847–1864 гг. произошло переселение около одной трети колонистов на выделенные земли и образование новых колоний.
Всего в это время была основана 61 колония, в том числе в правобережье (Камышинский уезд) – 11 ( Обердорф, Розенберг, Эрленбах и др.), в левобережье (Новоузенский уезд) – 50 (Гнаденфлюр, Зихельберг, Шенталь, Розенфельд, Штреккерау, Лангенфельд, Экгейм, Моргетау, Кано, Эренфельд и др.). До 1871 г. колонии Новоузенского района составляли 4 округа: Верхне–Караманский, Нижне–Караманский, Ерусланский и Торгунский. 8 колоний Камышинского уезла составили Илавлинский округ и 3 колонии состояли в старом, Сосновском округе. В считанные годы новые колонии по уровню своего обустройства сравнялись со старыми.
Последней волной эмиграции из Германии на Волгу стало поселение в Новоузенском и Самарском уездах Самарской губернии менонитов из Пруссии. В 1853 г. между представителями менонитов и правительства была достигнута договоренность о компактном поселении ста семей на свободных землях левобережья Волги. При заключении соглашения им были предоставлены существенные льготы. На каждую семью выделялось по 65 десятин удобной земли, что в значительной степени превышало размеры наделов, которые в свое время были определены колонистам в XVIII в. Менониты освобождались от всех платежей и повинностей на 3 года с момента их прибытия на место поселения. Договором закреплялось освобождение поселенцев от несения воинской повинности на 20 лет. По истечению этого срока предусматривалось сохранения права не служить в армии, но за каждого предполагаемого рекрута колония должна была выплачивать по 300 рублей.
Рассмотрев все предложенные варианты, переселенцы согласились поселиться на месте бывшего солевозного тракта близ впадения речушки-родничка Малышевки в Тарлык. К осени 1854 года было завершено межевание первых двух меннонитских колоний - Ганс-ау и Кеппенталь. Первые 27 семей из Пруссии прибыли в Поволжье в колонию Варенбург Новоузенского уезда 14 января 1855 г.
 |
|
| Немецкие колонии Поволжья | Переселение немцев в Самарскую губернию |
В две другие колонии, Линденау и Фрезенгейм, переселенцы прибывали с 1857 по 1861 г.
17 июня 1861 г. поверенные от менонитского общества колонии Кеппенталь, Якоб Гамм и Дитрих Дюк обратились в Саратовскую контору опекунства иностранных поселенцев с просьбой о содействии в выделении дополнительных наделов земли, так как участок в 6500 десятин был полностью заселён, а желающих переехать из Пруссии в Россию еще много. Министерство государственных имуществ быстро дало согласие на выделение с 1862 г. дополнительно 10680 десятин земли для поселения еще 160 семей.
Первоначально предполагалось шесть новых колоний строить к северу от первых четырех, вплоть до земель Покровской слободы. Однако серьезные проблемы с обеспечением водой колонии Фрезенталь (вода на землях к северу становилась все более соленой) заставили руководителей менонитов просить министерство заменить этот участок земли на более удобные. После непродолжительного обсуждения сошлись на территории, лежащей к востоку от первых колоний на продолжении бывшего солевозного тракта. Колониям Остенфельд и Медемталь определены были целинные земли, а колониям Гогендорф, Лизандерге, Орлов и Валуевка выделялись уже обрабатываемые. По распоряжению Министерства государственных имуществ арендные договоры на 1862 г. с арендаторами этих земель расторгались, а земли передавались менонитским обществам и под контроль Саратовской конторы иностранных поселенцев.
К 1874 г. 10 колоний меннонитов, образовали Малышинскую волость с двумя приходами и молитвенными домами – в Кеппентале и Орлове. Колонии были расположены в безводной, мало приспособленной для земледелия зоне. Однако благодаря новой системе земледелия предложенной Клаусом Эппом удобрения почвы и культивации земли – меннониты добивались хороших результатов.
Исключительное трудолюбие меннонитов позволило им добиваться высоких урожаев там, где это казалось невозможным. Для сельскохозяйственных работ они использовали породистых лошадей, коров держали только голландской породы, для вспашки использовали тяжелый железный плуг, хлеб молотили конными молотилками, а очищали немецкими веялками. Главным занятием меннонитов был сельскохозяйственный труд, который в соединении с их религиозными представлениями создавал своеобразную жизненную философию. Из подворного участка меннониты отводили 5 десятин под усадьбу, двор, сад, огород и лес, остальную пахотную землю обрабатывают по пятипольной системе, и в следующем порядке: 1) черный пар, 2) рожь, 3) пшеница, 4) гирка, 5) ячмень или просо.
В 1858 г. возникли две первые меннонитские колонии - Александертальская и Константиновская - на Северо–Западе Самарского уезда Самарской губернии. Процесс заселения этого региона продолжался до 1870 г. В это время возникли колонии Нейгофнунг, Мариенталь, Гротсфельд, Муравьев, Орлов, Мариенау, Шенау, Линденау, Либенталь.
Кроме меннонитов в Александровской волости поселились немецкие евангелисты из–под Данцига и небольшая группа обедневших немцев из австрийской Галиции (район Львова). Меннониты через таможню провозили сельскохозяйственные орудия труда, одежду, домашнюю утварь и др. на сумму до 100 руб. С семействами меннонитов прибыли их работники, завербованные из обедневших немецких крестьян и онемеченных поляков.
Иной контингент составляли переселенцы в Константиновскую волость. В основном это были немцы–ткачи из предместий г. Лодзи Петраковской губернии Царства Польского. Подданными Российской империи они были уже с 1815 г. Экономический кризис и социально–политическая нестабильность вытолкнули их в российскую глубинку. В 1863 г. они основали Константиновку, которая и стала волостным центром Самарскго уезда. Немцы–меннониты долгое время сохраняли этноконфесиональную замкнутость. Наиболее тесные связи они поддерживали с татарами, чувашами и мордвой, из которых нанимали себе работников. Констаниновская волость уже в первые десятилетия существования перестала быть моноэтничной. Здесь кроме немцев селились русские, поляки, эстонцы.
В конфессиональном отношении в Александертальской волости проживали лютеране, католики, евангелисты, но доминировали меннониты.
В хозяйственном отношении немцы–колонисты Александерталя стояли значительно выше поселенцев Константиновки. Меннониты владели навыками не только сельскохозяйственного труда, но и многими ремеслами. В противоположность этому колонисты Константиновки не имели навыков ведения крупного хозяйства, были плохо подготовлены к земледелию в новых для них условиях. Большинство из них не имело не только усовершенствованного, но и самого элементарного инвентаря. Другой важной причиной отставания Константиновских колонистов в хозяйственном развитии было то, что в отличие от меннонитов они при наследовании и увеличении семьи дробили подворно–наследственные участки, что вызывало рост малоземелья.
Сравнительно быстро определились хозяйственные особенности меннонитских колоний. Их подворья были ориентированы на товарное зерновое и отчасти животноводческое производство фермерского типа. Была развита инфраструктура промыслов по переработке сельскохозяйственной продукции, аренды, сбыта. Уже через несколько лет после обоснования в Поволжье многие меннонитские хозяйства в сезоны трудоемких сельских работ использовали наемных работников в среднем по 4–5 человек на хозяйство. Менониты не применяли принципов сельскохозяйственной общины. Хозяйство имело частный характер. Коллективные, точнее, групповые формы организации труда, меннониты практиковали лишь при строительстве мостов, жилищ, заготовке дров.
Фактором, существенно повлиявшим на развитие хозяйственной и социальной жизни колонистов, было введение в уездах системы земства. Немцы эффективнее, чем других народы Поволжья, восприняли сильные ее стороны – самоуправление и кредитование.
Заселение колонистами принадлежащих к различным конфессиям территорий России, требовало от правительства особого внимания к этому вопросу. Особую настороженность православной церкви и властей вызывали католики вследствие напряженных отношений между двумя основными христианскими вероучениями.
Когда в Поволжье появились колонисты–католики, в России не было епископства, а правительство предполагало на 6.000 душ католиков, разбросанных почти в 40 колониях ограничиться одним патером. Когда стало ясно, что подобное невозможно, власти дали разрешение на прибытие дополнительного количества священнослужителей, но с известными ограничениями. Первоначальным непосредственным начальником над католическими церквами католиков–поселенцев являлся приор, назначаемый из местных патеров юстиц-коллегией. С учреждением Белорусской епархии из поволжских колоний был образован самостоятельный капитул во главе с патером префектусом, замененным в начале ХIХ в. иезуитами титулом патер сеньор. После учреждения Тираспольской епархии, в ведение которой перешли колонии, во главе их встал “декан римско–католических церквей Саратовской, Самарской и Астраханской губерний”. С увеличением приходов поволжские колонии были разделены на несколько деканств: Саратовское, Каменское, Екатеринштадское и Ровенское. В целом положение католической церкви в России определялось “Положением для духовного и церковного правительства римско–католического закона” от 13 ноября 1804 г.
Протестантские вероисповедания также находились в ведении юстиц–коллегии. Приставленные ею к колониям пасторы зачастую не отличались ни знаниями, ни безупречной нравственностью. В российском законодательстве не было специальных установлений, касающихся устройства протестантских вероисповеданий, поэтому долгое время пользовались шведскими законами и порядками, действовавшими на территории Лифляндии. В конце ХVIII в. первым патером был избран Иоганн Жанет.
Многочисленные жалобы верующих на непорядки в управлении лютеранской церкви вынудили власти изменить всю систему управления. В 1810 г. был создан особый орган – Главное управление духовных дел иностранных вероисповеданий. По указу Александра I 20 июля 1819 г. в евангелическо-лютеранской церкви был введен сан епископа с теми же полномочиями, что в Швеции, Дании, Пруссии: епископ управляет всеми протестантскими церквами и их духовенством. Кроме того, в Петербурге создавалась евангелическо-лютеранская Генеральная консистория, к которой и должны были отойти все функции юстиц-коллегии.
По указу 25 октября 1819 г. в Саратове была создана евангелическо-лютеранская консистория для управления и надзора за протестантскими церквами Саратовской, Астраханской, Воронежской, Тамбовской, Рязанской, Пензенской, Симбирской, Казанской, Оренбургской губерний, а епископом и суперинтендантом Саратовским был назначен доктор богословия Игнатий Аурелий Фесслер.
Инициатива о развитии школьного образования исходила почти исключительно от самих колонистов, власти оставались безучастными к делу образования колонистов. Неустройство и бедственное положение Поволжских колоний в первые 35 лет их существования сказались и состояние школьного дела, которое пребывало в бедственном положении. Духовенство, в ведении которого находились школы, равнодушно относилось к этой своей обязанности, ввиду чего учителями (шульмейстерами) часто становились люди без должного образования и качеств педагога. Меры Саратовской конторы опекунства иностранных не привели к необходимому улучшению. Между тем рост благосостояния, развитие хозяйства и промышленности колонистов вызывали потребность в образованных кадрах. Однако все попытки колонистов организовать светские частные школы встречали резкое сопротивление священников.
В 1833 г. Саратовский губернатор Переверзев решительно поставил вопрос о преподавании колонистам русского языка, что встретило сопротивление со стороны епископа Фесслера, отвергшего возможность преподавания русского языка и грамоты в евангелическо–лютеранских училищах. Результатом этого демарша стала в 1834 г. отставка Фесслера. Тем не менее, власти не смогли переломить ситуацию в сфере школьного образования в колониях. Было открыто только два училища с обязательным изучением русской грамоты, по 25 человек в каждой: в Екатеринштадте и Лесном Карамыше.
Несостоятельность училищ обнаружилась почти сразу же. В каждое из училищ назначили тех пасторов, которые решительно сопротивлялись введению русского языка и грамматики. Определенных программ училища не имели, ни классов, ни срока обучения не существовало и всякий ученик или его родители сами определяли степень образованности. Поэтому некоторые из учащихся заканчивали свое образование за 1–2 года, некоторые оставались в училищах 5–6 лет.
Только в 1855 г. колонистские власти предприняли реформу школьного образования.
Оба училища объединялись в одно - центральное Екатеринштадское, на 50 человек, с утвержденной программой, штатом преподавателей, денежным содержанием. В 1863 г. из первого выпуска центрального училища, только трое стали учителями приходских школ, отчасти из–за низкого жалования, отчасти из–за неприятия местных пасторов. Такая же участь постигла и выпускников второго центрального училища для подготовки церковных учителей, открытого в 1869 г. в Лесном Карамыше. Подобная же или еще более худшая ситуация была в колониях католических.
Тем не менее, после реформ Александра II ситуация стала медленно изменяться. В марте 1866 г. евангелическо–лютеранское общество Саратова постановило открыть высшее церковное училище по образцу существовавших в Петербурге Петропавловского и Аннинского училищ. Главной задачей училища было определено основательное изучение русского языка и литературы. немецкого, латинского, греческого, языков, географии, истории, математики, естественной истории, физики.
Подобная программа соответствовала настроениям колонистов и в начале 1870–х гг. потребовалось построить новое здание училища, поскольку старое не вмещало всех желающих. В соответствии с реформами образования в России Александро–Мариинское училище в Саратове было на средства лютеранско-евангелической общины в 1873 г. преобразовано в реальное училище.
В 1890 г. правительство изъяло немецкие церковные школы из ведения духовенства и передало их в подчинение Министерства народного просвещения.
Кроме образовательных школ, в колониях устраивались и иные учебные заведения. В 1851 г. по предложению врача конторы в Екатеринштадте Либгольда была устроена школа для акушерок, готовившая по акушерке на каждый округ. На пожертвования колонистов дети из неимущих семей обучались ремеслу в ремесленных училищах за пределам колоний, с обязательством вернуться в колонии и отработать там не менее 6 лет.